Глава 1279: Бушующие волны

Санни вгрызся в позвоночник Лазурного Змея, воспламенив остатки своих сил в яростное и неистовое пламя. Из его ониксовой чешуи поднялись тени и пламя, окутав его, словно погребальный саван. Его глаза светились безумной, болезненной, убийственной злобой и леденящим душу убийственным намерением.

Его челюсти сжимались с силой, способной раздробить горы.

…Но позвоночник Великого Зверя был гораздо прочнее горной цепи. Он устоял перед его обсидиановыми клыками, отказываясь сломаться, потрескаться, или даже поцарапаться.

‘Умри! Умри!’

Утопая в ярости, Санни вложил всю свою решимость, всю свою ненависть и всё своё желание в то, чтобы сокрушить несокрушимую кость. Он яростно дёргал головой вправо и влево, грызя позвоночник, как бешеная собака. Если он не мог прокусить его насквозь, то ему просто нужно было перепилить его. Если бы не получилось перепилить, он бы просто перемолол его…

Лазурный Змей должен был умереть, несмотря ни на что.

Он уже был наполовину мёртв…

Впрочем, Санни тоже.

Он почувствовал движение гигантского тела древнего левиафана и хладнокровно отказался обращать на него какое-либо внимание. Ему было уже всё равно, как этот безумный зверь попытается его уничтожить и удастся ли ему это. Санни уже отбросил инстинкт самосохранения. Бешеный зверь не мог достать его своей ужасающей пастью, а значит, не мог убить его мгновенно.

Это было всё, что ему нужно было знать.

Когда его клыки в ярости заскрежетали по позвоночнику Лазурного Змея, изуродованное тело мерзости поднялось и охватило Санни, словно тиски. Попав в эти тиски, он уже не мог выбраться… он знал это, но ему было всё равно.

Всё, что его волновало — это ощущение тонкой, неглубокой трещины, появившейся под одним из его клыков.

Позвоночник левиафана… поддавался.

‘Умри!’

Когда тёмное ликование охватило его сердце, тело Лазурного Змея напряглось, сминая истёрзанную оболочку. Сила, заключённая в этом движении, не была похожа ни на что, с чем Санни сталкивался раньше. Она была поистине ужасающей.

Надавив со страшной силой, Лазурный Змей превратил мраморный панцирь Мантии в каменную пыль. Змеиное тело под ней мгновенно сломалось, ониксовая чешуя разлетелась, острые края сломанных костей пробили кожу и создали ужасные раны.

Санни ощутил ослепительную боль… но ему было всё равно.

На позвоночнике мерзости появлялись всё новые и новые трещины, распространяясь и сливаясь друг с другом, и он чувствовал, как гигантское тело его врага дёргается от боли. Он чувствовал, как под его клыками дробятся осколки костей.

Вместо того чтобы изо всех сил бороться за своё спасение, Санни яростно вгрызался в повреждённый позвоночник левиафана и продолжал неистово пытаться сломать и изувечить его.

‘Посмотрим, кто из нас умрёт первым, старый змей… если ты… если ты умрёшь первым… я не против умереть вторым…’

Спинной плавник Великого Зверя без труда впился в его оболочку, рассекая её, как пила. Вместо крови из расчленённого змея потекла тьма, растворяясь и исчезая в мягком сиянии светящейся воды.

Санни сжал челюсти во всепоглощающей ярости… и наконец почувствовал, как под его укусом крошатся кости.

‘Моё воплощение будет уничтожено? Или нет?’

Не то чтобы это имело большое значение…

Убить врага было единственным, что имело значение.

Остальное было совершенно неважно!

Из его пасти вырвался странный звук, наполовину похожий на безумный рёв, а наполовину на вопль агонии. Его челюсти начали медленно двигаться навстречу друг другу.

В то же время повреждения, полученные его телом, приближались к катастрофическим. По всем расчётам, его оболочка уже должна была разорваться, но Санни так глубоко погрузился в ощущение себя змеем, что его абсолютная вера всё ещё удерживала её вместе.

Он почувствовал, как тени расступаются перед острым лезвием плавника левиафана, открывая прямой путь к крошечному воплощению, скрытому в них. Смерть стремительно приближалась…

Но в то же время он почувствовал, как позвоночник Лазурного Змея наконец раскололся, а его клыки вонзились в сладкий костный мозг.

Безумный зверь забился в конвульсиях и издал рёв слепой агонии. Однако, как и Санни, он не умел сдаваться. У него на уме было только убийство, и потому тиски его тела становились всё сильнее, с неутолимой яростью сминая и разрезая ненавистного червя.

Оставались считанные мгновения, и беззащитная теневая форма Санни была бы уничтожена.

‘Смерть!’

Он не знал, призывал ли он смерть своего врага или приветствовал свою собственную.

На долю секунды теневое пламя, вырывающееся из его изувеченного тела, вспыхнуло с поразительной силой. В сознании Санни всё исчезло. Осталась лишь твёрдая решимость убить врага.

Его челюсти сомкнулись с оглушительным хлопком.

…В следующее мгновение не осталось ничего, кроме боли.

Санни потерял зрение, слух, обоняние, осязание… даже ощущение теней исчезло, оставив его в пустой бездне, где существовала только агония.

Все его мысли были сожжены, а сознание изгнано муками.

‘Ах… ах…’

Он не мог даже закричать, потому что забыл, как это делается.

Но, несмотря на всё это…

Он был доволен. Он был взволнован.

Он был счастлив.

‘Я… я… я… убил его. Верно?’

У Санни не было возможности узнать это.

Но потом…

Словно в ответ на его слабую мольбу, знакомый голос прошептал:

[Вы убили Великого Зверя, Даэрона Сумеречного Моря].

[Вы получили Воспоминание].

Шёпот вливался в его душу по мере того, как тьма проникала в его разум.

[…Ваша тень становится сильнее].

Пока тёмный остров раскачивался под натиском яростных волн, в бушующей воде виднелись два изломанных силуэта, медленно отдаляющихся друг от друга.

У одного, гораздо более крупного, виднелась страшная рана на шее. Позвоночник был полностью сломан, а сам монстр частично обезглавлен. В повреждённом глазе левиафана, который даже в смерти был прикован к неподвижной фигуре врага, медленно угасал огонь неописуемого безумия.

Тело Лазурного Змея медленно исчезало в красивом блеске светящихся вод, погружаясь в глубину.

Другой, меньший по размеру силуэт, был разорван и истерзан до неузнаваемости. Змеевидное тело ониксового зверя было изрезано и изломано, по всей его длине зияли ужасающие раны. Казалось, он вот-вот растворится в рое неосязаемых теней…

Но прежде чем это произошло, изящная фигура в развевающейся белой тунике спрыгнула с высокого склона острова и погрузилась в бушующие волны.

Борясь с бешеным течением, Нефис, терпя боль от своего Недостатка, поплыла к ониксовому змею.